Голос и молчание Безымянного

Субъект полагает, что он бессилен знать, гарантируя Другому положение того, кто может знать вместо него. И все же, обращаясь к Другому, субъект также подвергает сомнению неизвестное измерение желания Другого, где язык отмечен незавершенностью. Эта нехватка возвращается к нему, согласно ретроактивной логике означающего, так что он осознает свое собственное одиночество; но на этот раз не без Другого. В этот момент действует привязка: субъект может говорить о себе (чего не может сделать никто другой вместо него); но он делает это, принимая на себя подразумеваемый риск в противостоянии с радикальным отсутствием ответа. В этот момент Другой может только признать то, что субъект один может сформулировать, принимая на себя весь риск своего сообщения.

Существование «я» предполагало бы, что субъект не остается назначенным голосом на место, а говорит с ним. То, к чему стремится субъект Безымянного, кажется ему скорее ложной привязкой, речь идет о том, к кому и о ком говорит голос. Таким образом, он воображает, что может принять высказывание с позиции голоса, а также говорить о себе (быть). Это означало бы расположить себя как сингулярность, передающую интериоризованный (субъективизированный) голос и помещающую себя на уровень «один среди других». Но конструкция, описываемая рассказчиком, представляет собой противоположность высказывающего Я: последнее остается невообразимым и недоступным. Рассказчик никоим образом не вызывает конструкцию, основанную на ретродействии означающего, которая состоит в том, чтобы говорить Другому о себе. Наоборот, то, что он описывает, остается в поле этой зияющей и непреодолимой дыры: показать. Так продолжает проявляться, с одной стороны, мастерство речи, обнаруживающее повелительную силу голоса, а с другой — абсолютное безмолвие.

#читая Сэмюэля Беккета "Безымянный"

Голос и молчание Безымянного